У меня повышенная чувствительность, или гиперчувствительность. Мне сказала об этом лицейская медсестра, потому что я хлопнулась в обморок, порезав руку. Слова ее заполнили лакуну, послужили недостающим звеном в цепочке, все расставили на свои места. Это так и есть. Я действительно гиперчувствительная.
Позже мне поставили и другой диагноз – «личность, обладающая высоким потенциалом»: часто гиперчувствительность идет с этим качеством рука об руку. Часами я прорабатывала этот вопрос в Интернете, читала описания и свидетельства, и в результате оказалось, что я отвечаю всем характерным признакам.
Все, что я чувствую, сильно преувеличено. Я буквально набита эмоциями и переполнена чувствами.
Я часто плачу. Будь то печаль, радость или злость.
Я забываю о себе, думая в первую очередь о других.
Во мне так много сочувствия к другим, я настолько полно способна понять другого человека, что легко подпадаю под его влияние. Как следствие, мне трудно составить о чем-либо четкое мнение.
Я не люблю себя. Но это не имеет значения, пока другие меня любят.
Я постоянно осуждаю себя. Очень сурово.
Мой мозг никогда не отдыхает, мое воображение – боевая машина. Когда я смотрю фильм, когда пользуюсь чем-то, не могу отделаться от мысли, а что, интересно, в этот конкретный момент делают актеры, какова жизнь того, кто сделал ту или иную вещь, поскольку в ней осталась его частичка.
И потом: я постоянно начеку. Вздрагиваю, когда неожиданно сталкиваюсь с мамой в коридоре, вскрикиваю, если в ванную входит Лили, не постучавшись.
Когда я слышу о каком-нибудь происшествии, я всегда ставлю себя на место жертв. Переживаю так, будто все происходило со мной.
Однако я мыслю ясно. Даже слишком.
Но у этого есть и хорошая сторона.
Я – верная подруга, понимающая, не склонная к осуждению.
А если со мной плохо поступают, я быстро отхожу.
Я очень внимательна к милым пустячкам, с которыми мы встречаемся на каждом шагу, но не замечаем их.
Восторги мои часто преувеличены. Солнечный луч, аромат сирени, рождественская иллюминация порой наполняют меня приступами неподдельного счастья.
Маме всегда нравилось, что я такая восторженная. Она говорила, когда я была еще малышкой, наши поездки на машине всегда получались радостными и шумными.
Теперь я стала более закрытой, но огонь во мне горит по-прежнему. Так, когда после длительной поездки через лес, потом короткой пешей прогулки, а затем подъема по высокой лестнице мы наконец вернулись, я не могла поступить иначе, кроме как послать к черту свою сдержанность.
– Ваааууу!
Перед нами раскинулось море, открыв взору тысячи восхитительных оттенков синего, а прямо возле нас возвышались огромные белые скалы, уходившие основанием в эту головокружительную синеву. Я никогда не видела ничего более прекрасного.
Мама объяснила, что это белые скалы Мёнс-Клинт[21]. Как давно я не видела на ее лице такой улыбки!
Мы были здесь не одни, скалами любовались и другие туристы, но я старалась полностью абстрагироваться от их голосов, чтобы слышать только мелодию птиц и воды. Ветер был довольно свежий, но с ним мужественно сражалось щедрое солнце. Я могла бы оставаться здесь долгие часы, подставив ему лицо и наслаждаясь его лаской.
Чуть позже мы спустились к морю, омывающему галечный пляж. Лили собрала с десяток серых камешков. Снизу скалы казались еще более величественными, и я почувствовала себя песчинкой, затерявшейся в необъятных просторах космоса.
К трейлеру мы вернулись в полной тишине, все слова куда-то улетучились. Мама села за руль, и пока мы долго ехали среди деревьев, я купалась в коконе блаженства. Вывел меня из этого состояния звонок. На телефон мамы пришло уведомление о переадресации сообщения. Кивнув в мою сторону, она разрешила его открыть. Сообщение оказалось от Кевина, булочника. «Привет, Хлоя, как ты? Давай поговорим у тебя сегодня?»
А у вас бывают внезапные вспышки счастья, о которых я упомянула выше? Ну, так вот, у меня случилась именно такая. Десять минут я обдумывала ответ, потом написала эсэмэску и отправила. Я всегда знала, он – хороший парень.